Коломна — родина высокопреосвященного митрополита Московского Филарета (Дроздова). Неоднократно посещая ее, митрополит оказывал сильное и благодатное влияние на местное духовенство. Он прививал ему строгую церковность, пастырскую ревность и смирение, воспитав целую школу истинных пастырей. О священниках филаретовской школы шла добрая слава как о достойных высокого звания пастырях. К этой школе и принадлежал отец будущего епископа Григория.

Занятый службами и другими пастырскими делами, О.Алексий отправлял Александра и других младших детей в монашеские кельи, где они находились весь день под присмотром монахинь. Отрок Александр заметно выделялся среди прочих детей. Так, монахиня, наблюдавшая за ним, часто говорила: “Этот будет архиереем”. И действительно, еще до поступления в школу мальчик проявлял особую любовь к молитве: он с радостью посещал продолжительные монастырские службы, простаивал их от начала до конца.

Начальное образование Александр получил в Коломенском Духовном училище, где обнаружились его блестящие способности. Ежегодно он получал награды за отличные успехи и примерное поведение. Его не интересовали игры и забавы, все свободное время он тратил на чтение книг.

После окончания училища юноша поступил в местную Духовную семинарию, выделяясь и здесь своей серьезностью и способностями. Ректор семинарии назначил его уставщиком и канонистом до самого конца обучения. Выполнение этих обязанностей способствовало сближению Александра с благодатной силой богослужения, под влиянием которой возрастала его церковная настроенность.

Дома, в летние каникулы, он любил уединяться для молитв и попросил для этой цели у отца нежилое помещение, отделав его собственноручно. В воскресные дни он неукоснительно посещал богослужения в храме женского монастыря.

Семинаристы относились к Александру с почтением и любовью, как к серьезному и внимательному товарищу. Он сам был общителен со всеми однокашниками, но наиболее близок с группой студентов, склонных к глубокому освоению религиозно-философских проблем. Серьезность и некоторая замкнутость были отличительными чертами будущего владыки.

Летний отдых он любил проводить в дальних прогулках, которые почти всегда совершал в одиночестве. Ежегодно Александр ходил из Москвы в Троице-Сергиеву лавру, из Коломны — в Голутвин монастырь, Спасский мужской монастырь Рязанской губернии и т.д. Все это создавало в нем определенный настрой и тягу к жизни в одиночестве.

В 1898 году юноша окончил семинарию и решил готовиться к экзаменам в Московскую Духовную Академию. С этой целью по благословению своего отца он поступил послушником в Бобренев монастырь, в километре от Коломны. Летом все иноки монастыря занимались сельскохозяйственными работами и для совершения служб оставались одни престарелые монахи. Молодой послушник был назначен им в помощь и с радостью принял это послушание: первым приходил в церковь, принимая участие в чтении и пении всех богослужений — вечерни, утрени, литургии, а в свободное время усиленно готовился к экзаменам.

Экзамены в Духовную Академию начались с письменной работы. Хотя Александр выполнил ее, он находился в страшном душевном смятении, ибо считал себя недостаточно подготовленным. Внушив это себе, он прервал экзамены и вернулся в Коломну, чтобы через некоторое время отправиться в Казань и поступить в число послушников Спасского монастыря и одновременно — вольнослушателем в Казанскую Духовную Академию. Успешно выдержав вступительные экзамены, он был в 1899 году принят в число студентов Академии и окончил ее в 1903 году по первому разряду.

Высокопреосвященный Антоний (Храповицкий), ректор Академии, с любовью относился к талантливому студенту, направляя его на монашеский путь. Но не пришло еще время... Будущий епископ принял назначение Священного Синода на место преподавателя гомилетики и литургики в Симбирскую Духовную семинарию.

Серьезными и увлеченными уроками молодой педагог быстро привлек внимание учащихся к гомилетике. Он неустанно руководил кружками, где студенты учились составлять планы и конспекты проповедей на самые разнообразные темы. Он учил будущих пастырей произносить проповеди-импровизации. Призывал их к вдохновенному пастырскому служению во имя спасения человеческих душ. Наряду с чтением святых отцов Александр Алексеевич советовал читать также русскую классическую литературу, считая это необходимым для церковного проповедника.

Проработав в Симбирске четыре года, Александр Алексеевич почувствовал тягу к более углубленным занятиям богословием, для чего нужны были книжные сокровищницы. С этой целью он переезжает в Москву, где снова отдается педагогической работе в Кадетском корпусе и в 3-й гимназии, а позже в Николаевском Сиротском институте.

В 1918 году Сиротский институт был расформирован, и Александр Алексеевич оставил педагогическую деятельность, поступив на место начальника отдела в Лесном управлении. Однако природная религиозность и потребность в сосредоточенной молитве склоняли его к иному пути, и через два года он, оставив гражданскую службу, принимает монашество.

Это произошло в 1921 году, незадолго до праздника Рождества Христова, в Зосимовской пустыни Владимирской губернии, где епископ Варфоломей (Ремов) постриг его в монахи с именем Григорий. Здесь же прошли первые месяцы послушания нового инока под руководством старца Митрофана.

Дальнейшее послушание он нес в Московском Даниловом монастыре у старого церковного канониста, магистра богословия, епископа Волоколамского Феодора (Поздеевского). В обители инок Григорий был посвящен в иеродиакона, иеромонаха, а позднее получил сан архимандрита. Три года, проведенные в Даниловом монастыре, были наилучшей подготовкой к епископскому служению.

Действительно, когда понадобилось избрать епископа на викарную Шлиссельбургскую кафедру, где нужен был строго церковный и высокообразованный кандидат, выбор пал на архимандрита Григория. Святейший Патриарх Тихон с любовью совершил 19 ноября (2 декабря) 1923 года его хиротонию в Москве, назначив одновременно наместником Александро-Невской Лавры. В памяти современников остались знаменательные слова Патриарха при назначении нового викария: "Посылаю вам жемчужину". Вскоре владыка Григорий прибыл в Петроград.

Его служение началось в нелегкое для Церкви время. Церковный корабль потрясали многие раскольнические движения, в первую очередь — обновленчество. Требовалось сохранить чистоту Православия и пламенным пастырским горением явить всем животворящую силу Духа Святого. Исполняя эту миссию, епископ Григорий был на высоте своего святительского служения.

Шел трудный для Церкви период, когда окончательно назрел конфликт между митрополитом Сергием и митрополитом Иосифом. Во время своего служения в Петрограде владыка Григорий был особенно близок с так называемым иосифлянским духовенством. Не приняв политики митрополита Сергия, он, однако, формально не присоединился к митрополиту Иосифу, избрав уход на покой. За пять лет своего служения на кафедре епископ Григорий трижды подвергался арестам по ложным наветам.

Уехав из Ленинграда в 1928 году, владыка поселился сперва в родной Коломне, а затем в Кашине, где жил до своего ареста летом 1937 года, после чего его след теряется в лабиринтах ГУЛАГа.

Каков бы ни был конец его земной жизни, епископ Григорий принадлежит к лику новомучеников и исповедников Христовых, явивших великую славу Православной Церкви в тяжкие для нее времена жестоких гонений и испытаний.

Биография епископа Григория, написанная его братом по собственным и семейным воспоминаниям, является на сегодняшний день единственным жизнеописанием, дополнить которое можно лишь основательно изучив неизвестные ранее архивные источники как в государственных, так и частных хранилищах. Мы в своей работе основывались на документах, обнаруженных в архиве Петербургского и Тверского управления Федеральной службы контрразведки, на сведениях, извлеченных из писем владыки, которые он писал духовным детям во время последнего периода своей жизни, и на воспоминаниях его современников и близких.

Сыновья О.Алексия пошли по его стопам. Старший, Виктор (1871—1943), священствовал в Никольской церкви в Хамовниках. Николай (1875—1936), окончив Духовное училище, служил священником кладбищенского храма в родном городе и погиб в сталинском лагере. Сергей (1876—1946) получил образование в Московской Духовной семинарии и служил тоже как священник в храме на Грузинской улице. Младший брат владыки, Константин (1882—1966), в 1903 году окончил в Москве семинарию, а в 1912 — Духовную Академию. В 1912—1917 гг. он служил в церкви женской гимназии в Нижнем Новгороде; с 1918 до своего ареста в 1930 году — в Никольском храме на Трубной площади в Москве. Отбыв на Севере три года ссылки, О.Константин до 1945 года был вынужден жить в деревне, работая пчеловодом. Вернувшись в Москву, он был священником в Подмосковье, а затем в разных столичных храмах, получив к концу своей жизни все церковные награды и сан митрофорного протоиерея.

Три сестры епископа Григория учились в епархиальных училищах в Москве, жили в ней и скончались уже после войны: младшая, Елена, — в 1948 в возрасте 64-х лет; средняя, Вера, — в 1972 году, имея от роду 92 года; старшая, Анна, — в 1965, достигнув 96 лет. Долголетие было, очевидно, у Лебедевых в роду и, не оборвись трагически жизнь владыки Григория, он мог бы тоже прожить еще лет двадцать пять — тридцать и сделать очень много для Церкви. Две сестры были замужем за священниками: Елена — за Василием Ивановичем Мансветовым, служившим после войны в Москве в единоверческом храме; Вера — за протоиереем Смирновым, расстрелянным в 1937 году.

Эта декларация, выпущенная летом 1927 года под сильным нажимом безбожной власти, была воспринята многими православными клириками и мирянами как явная уступка этой власти и нарушение церковных традиций. Попытка оправдать ее возможностью нормализовать отношения между Церковью и государством и легализовать церковное управление парировалась возражением, что конечной целью советского государства было и остается искоренение религии в России, и компромисс может иметь для Православной Церкви печальные последствия, ибо приведет к дальнейшим уступкам.

Интересен также отзыв о епископе Григории хорошо его знавшего протоиерея Михаила Чельцова: "Человек он весьма умный, тонкий политик, но и честолюбивый; честолюбие его выражается умело, тактично и не для всех заметно... чистый, целомудренный монах ...нравились возвышенные, высокопарные, всегда окутанные мистическим туманом проповеди... При Григории жизнь епархиальная шла тихо и спокойно. С обновленцами не входили ни в какие сношения;

Этот священник подтверждает мнение Чукова о роли епископа Григория в иосифлянском движении: "А Григорий в тиши своей кельи стал настоящим объединителем всех недовольных епископом Николаем (Ярушевичем), митрополитом Сергием и его Синодом — всех ратующих за митрополита Иосифа. Умный и тактичный, он сам как-то не выставлялся, оставался как бы в тени, но все к нему сводилось и от него исходило... У Григория не раз собирались епископы: Гавриил, Димитрий, Серафим и Сергий, с ними нередко бывали и некоторые из видных протоиереев. Все их суждения сводились к одному: стоять за возвращение митрополита Иосифа." Однако оставаясь верным себе, Григорий не выступал против митрополита Сергия и придерживался выжидательной тактики, дабы не разжигать полыхавший раздор.

"Мне хочется разъяснить (в задуманном очерке о мистическом восприятии христианства. — АА), — замечает он весной 1929 года, — что причина бессилия христианства лежит не вне нас и менее всего в христианстве, а в нас самих, и прежде всего в нашем грубом подходе к христианству и непонимании его сущности..." "Письмами же матери" я сейчас не занят, — сообщает епископ Григорий в 1931 году. — А нужно было все тщательно перебрать и систематизировать. Нужна была большая работа. Работается же плохо, потому что я чаще и чаще прихварываю... Дни и часы здоровья стал отдавать "Евангельским образам", чтобы в них занести на бумагу положительное учение Христа". Несмотря на ревматические боли и занятость, владыка находил время отвечать на письма своих духовных чад, утешая их и наставляя жить по-православному.

В конце сентября 1931 года епископ Григорий из родного домика на Почтовой улице в Коломне переехал в Москву, к родственникам, но служить не возвратился, а продолжал работать над своими размышлениями о Евангелии. "О Евангелии сообщаю, что оно пишется без пропусков и теперь закончена тринадцатая глава. Остались главы о страданиях Христа, Его смерти и Воскресении", — извещает он в письме от 24 февраля 1932 года, имея в виду дошедшие до нас "Евангельские образы". Написанные отрывки регулярно посылались духовным чадам, вызывая у них вопросы, на которые немедленно давались обстоятельные ответы. И не найти в этих ответах ни уныния, ни жалоб на собственное положение, все они исполнены радости о Христе, все дышат любовью к Нему и людям. А время это было очень тяжким для верующих...

В 1932 году ради безопасности владыка решает перебраться из Москвы в пригородный поселок Жаворонки по Белорусской ж. д., но прожить ему здесь удалось всего несколько месяцев, ибо местные власти, узнав, пригрозили владелице дома, и она отказала от квартиры. Тогда-то и появилась мысль переехать подальше от Москвы. 1 марта 1933 г. епископ Григорий пишет: "В ближайшие дни я выеду, с Божией помощью, на место жительства". Этим местом был старинный провинциальный городок Кашин, где ему пришлось провести последние четыре года своей жизни.

Жил он "без определенных занятий", на средства брата Виктора, служившего в подмосковном храме. Первый год хозяйство у него вела жена брата Константина — Люмила Алексеевна, высланная из Москвы, а затем — приехавшая Н.А.Слепушкина.

Все лето следователь В.Г.Романов требовал от епископа признаться, будто он "являлся руководителем контрреволюционной группы фашистско-монархической организации в г.Кашине, у себя в квартире систематически проводил нелегальные сборища, на которых обсуждались антисоветские вопросы, занимался вербовкой новых членов в фашистско-монархическую организацию". На первом же допросе владыка отверг это обвинение и вообще не признал себя виновным.

Владыка постоянно повторял: "Никаких связей по г. Кашину с кем бы то ни было у меня нет и не было". А именно эти связи больше всего интересовали чекистов, фабриковавших большое групповое дело, которое условно можно назвать "делом бывших насельников Даниловского монастыря" в Москве.

Началось оно арестом в Киржаче 9 января 1937 г. архимандрита этого монастыря Симеона (Михаила Михайловича) Холмогорова, который сознался в создании "подпольной Церкви истинно-православной веры" с домовыми храмами и скитами, во главе которой стоял епископ Феодор Поздеевский, бывший настоятель монастыря, находившийся в это время в ссылке в Сыктывкаре. "Мы считали, что советская власть организованно уничтожает религию и насаждает безбожие среди верующих". Группы из 3-5 проверенных верующих объединялись вокруг одного из архимандритов или иеромонахов Даниловского монастыря, тайно служили, не поминая советскую власть и не регистрируясь, молились за сосланное духовенство, помогали ему посылками и деньгами. Чтобы "сохранить и поддержать церковные кадры", настоятели этих общин совершали тайные постриги в монашество. Все это было расценено как контрреволюционная и антисоветская деятельность.

Одна из таких общин действовала в Кашине. Ее возглавлял архимандрит Поликарп (Дмитрий Андреевич) Соловьев, бывший наместник названного монастыря, знакомый владыке Григорию с 1925 года по Москве. Знал он и другого "даниловца" — иеромонаха Исаакия (Ивана Алексеевича) Бабикова, который, живя в Кашине, "все время проводил в чтении духовно-нравственных книг и в молитве". По словам владыки Григория, Исаакий бывал у него "два-три раза... в период моего приезда в Кашин на жительство... его интересовал вопрос об умной молитве". Однако епископа Григория Исаакий назвал следствию в составе своей "контрреволюционной группы", сознавшись одновременно в проведении "нелегальных сборищ", т. е. домашних богослужений*.

31 августа 1937 года следствие о "контрреволюционной церковно-монархической организации" на территории Калининской области

* Возможно, это признание было вынужденным. — (Прим. автора.)

было закончено и 13 сентября владыка Григорий, в числе 50 человек, был приговорен Тройкой Калининского УНКВД к расстрелу. Казнь состоялась через четыре дня в час ночи.

Так мученически закончилась жизнь епископа Шлиссельбургского Григория. Всего пять лет был он на кафедре и потом не участвовал в церковной жизни, посвятив себя богомыслию и творчеству. Произнесенные им в Петрограде проповеди и написанные позднее богословские сочинения свидетельствуют о нем как о замечательном духовном писателе и талантливом апологете.

Сестрам-монахиням и Сергею Константиновичу Лебедеву я выражаю самую искреннюю признательность за предоставление трудов и писем владыки, а также сведений о жизни этого мученика за Христа и веру православную. Хочется надеяться, что эта книга привлечет внимание к судьбе и творениям владыки Григория.