Братия! Евангелие о десяти прокаженных, конечно, известно вам как благодарственное, научающее нас воздавать Богу благодарность за Его милости к человеку. Но мысль Евангелия о прокаженных больше и глубже. Это - снова мысль о вере. Да, Евангелие о прокаженных - Евангелие о вере, ибо в последнем обращении к исцеленному Господь ясно говорит: "Встань, иди; вера твоя спасла тебя" (Лк. 17,19).

Это - Евангелие о спасении верой. Здесь новое раскрытие, новое дополнение учения Христова о вере. На этот раз в учение о вере вводится критерий живой веры, когда ею вызвано обращение к Богу. Раз имеется налицо этот критерий веры, то живая вера охватит душу человека и он услышит: "Иди, вера твоя спасла тебя".

Обратимся же к рассказу о прокаженных и познакомимся с критерием подлинной веры. Десять прокаженных встретили Господа при входе в одно селение и громко умоляли Его об исцелении: "Иисус Наставник! помилуй нас" (Лк. 17,12-13). Господь смотрит на прокаженных, как бы желая убедиться в состоянии их душ, обращающихся к Нему.

Когда Христом была подмечена загорающаяся вера просящих, Он без промедления откликается на просьбу. Но Господь не совершает исцеление непосредственно. Он приказывает прокаженным показаться священникам и, когда больные, исполняя веление Христа, идут к священникам, Господь целительной силой снимает их проказу и они очищаются (Лк. 17,14).

Дальнейшее развитие истории о прокаженных показывает, что вера должна завязать такой крепкий узел связи с Богом, что Божий закон становится частью человеческой жизни и ее целью. Пренебрежение Божьим законом в таком случае становится немыслимым.

Выздоровевшие возвращаются по домам, а один из них, самарянин, видя себя исцеленным, громким голосом прославляет Бога. Он вновь ищет Иисуса, припадает к Его ногам и благодарит Христа за чудо Его милосердия (Лк. 17,15-16). Господь принимает поклонение, одобряет самарянина и выражает изумление, почему же отсутствуют девять других исцеленных: "Не десять ли очистились? где же девять?" (Лк. 17,17). И Господь отмечает неестественность этого: "Как они не возвратились воздать славу Богу?" (Лк. 17,18). Эти слова чрезвычайно значительны. Отсутствие исцеленных около Бога было такой потерей для них самих, что вызывает изумление Христа, оказавшего первую милость. Горькое несчастье ушедших поясняют последние слова Господа к самарянину: "Встань, иди; вера твоя спасла тебя" (Лк. 17,19).

Вот этими-то словами и открылось, что завершение веры произошло только в самарянине, и он получил плод веры - спасение. У девяти прочих вера осталась без завершения, и они ушли в свою пустоту. Ушли с клеймом неблагодарности, с грузом всей своей прежней жизни, без возрождения душ, без плода от Христа, без спасения... Ясно, что возвращение ко Христу самарянина было действительно решающим делом. Оно было свидетельством завершения веры и даровало ему спасение.

Что же имел самарянин и чего же недоставало ушедшим? Сам Христос разрешает этот вопрос, обозначая необходимое, чего не было у ушедших, словами: "Как они не возвратились воздать славу Богу?" (Лк. 17,18). Очевидно, у ушедших недоставало потребности вернуться к Богу. Они получили внешнее -выздоровление тела — и отдались привычной жизни. Бог снова оставлен. Очевидно, зарождавшаяся вера оборвалась, потускнела. Прервано дело спасения и девять человек уходят от Бога бесплодными...

Душа, наполненная ощущением Бога, как близкого и любящего, естественно тянется к Нему. Она теперь видит в Боге открытый источник жизни, из которого потечет струя. Так потянулся к Богу самарянин и, получив исцеление, снова ждет Христа. Господь обозначает это стремление как потребность славить Бога. "Как они (ушедшие) не возвратились воздать славу Богу?"

Если взять, к примеру, слабое уподобление этому из земной жизни, то видим же мы, что душа, тяготеющая к другой душе как источнику радости, стремится прежде всего хвалить ее. Любящий живет хвалою любимого. Тем более - в отношениях к Богу: душа, наполненная живым чувством Бога, устремляется к Его прославлению, поэтому и полнота Богообщения в вечности выражается бесконечным прославлением Бога (Откр. 7,9-15).

Эта потребность самарянина славить Бога и была свидетельством развившейся в его душе новой силы жизни - веры, когда Бог введен в душу и сделался источником жизни души. Вера самарянина - уже не потребность ума и не взрыв чувства, а сила души, которая ввела в душу стихию Бога. Душа соприкоснулась с миром Духа-Бога и стала Его частью. Тогда-то совершилось спасение души, так как спасение есть обеспечение души ее истинной жизнью. Ее истинная жизнь состоит во влитии в мир Духа-Бога, лучом которого является душа. Вот почему после вторичного прихода самарянина Господь авторитетно заявил, что спасение его совершилось: "Встань, иди; вера твоя спасла тебя".

При поверхностном взгляде на евангельское событие может показаться непонятным, почему Господь говорит о спасении самарянина. Разве Он нуждался в благодарности исцеленных? И почему эта благодарность самарянина вознаграждается дарованием спасения? Не в благодарности дело, не благодарность самарянина дарует ему спасение, а его вера: "Вера твоя спасла тебя".

Значит, критерием истинной веры, о которой учит Евангелие, является чувство живого Бога и потребность души уходить в мир Бога в хвале и прославлении Его.

Братия, поучитесь от этой истории прокаженных! С прокаженными душами, с больным телом люди идут к Богу и просят чуда. Как и евангельские прокаженные, они стоят вдали от Бога, но громко плачут и настойчиво просят помощи. Чаще они просят о внешних дарах: здоровье, своих делах, благополучии.

Есть ли в них вера? Конечно, есть. Хилый зачаток веры. Но Бог милосерд. Зная беднейшую бедность людскую, Господь откликается на обращение человека и в той или иной форме дарит человеку Свою милость. Человеческое сердце, даже испорченное и греховное, знает о Божьих влияниях в жизни, знает о Его ласке и любви. Однако человек чаще всего, получив дар Божией милости, отдается прежней духовной беспечности, и слабый росток веры гибнет.

Сожженная грехом, пустая душа остается по-прежнему оголенной... Человек, довольный изгладившейся нуждой, толкнувшей его на обращение к Богу, возвращается в дом свой и с прежней самонадеянностью бредет по своей привычной греховной дорожке. А в душе прежняя тьма и пустота, и нет намека на след Божиего веяния, на отложившуюся в душе частичку Божественной жизни. Таковы обычные человеческие обращения к Богу.

Человек не видит себя, не видит своей жалкой ограниченности, и при ограниченности - величайшей самонадеянности. И винит он Бога, и все, и всех, кроме себя самого.

Пусть он вспомнит, что Господь потребовал от обратившихся к Нему прокаженных исполнения закона. Человек, обращаясь к Богу, подумал ли, какой он преступник пред Божиим законом? Подумал ли, что он не только презрел Божию волю, выраженную в законе, а даже ставит себя иной раз выше этих предписаний Бога, передаваемых Его Церковью. Человек в самомнении думает, что он сам, без всяких средств, помолится Богу, и Бог должен дать ему все просимое. Отбрасывается Божия воля и пренебрегается Божий закон. А человек хочет близости Бога и думает, что он верит в Него и приближается к Нему.

Пусть научится человек у самарянина тому, что вера в Бога предполагает исполнение Его воли и что она есть огонь, зажигающий в душе новую жизнь. Научится тому, что вера отражается в душе живым чувством Бога и остается в ней силой, которая постоянно соприкасается с миром Божественным. Эта сила устанавливает постоянный союз человека с Богом и повертывает к Богу все мысли, желания и поступки. Эта сила делает Бога самым близким для души, и она, естественно, льнет к Нему, как к своей жизни, радости и блаженству. Так искал Бога исцеленный самарянин, поднявшийся до полноты веры и получивший плод веры - спасение.

Не ропщите же, братия, на Бога и не говорите о Его удаленности, о том, что вы забыты, оставлены и без радости тянется ваша горькая жизнь. Жизнь без вдохновения и просвета, жизнь, полная угнетенных забот и борьбы. Подумайте, где Бог в вашей жизни? Не имеете ли вы только обрывки обращений к Нему в моменты, когда тошно вам жить и горькая нужда заставляет вас вспомнить о Хозяине жизни? Не вернетесь ли вы с беспечностью в свое привычное жизненное ярмо, когда минует нужда?

Братия! Скажите нелицемерно: вы имеете такую веру - силу души? Нет. В своей хилой вере имеете вы живое неистребимое ощущение Бога? Нет. Вы имеете жизнь как непрерывную хвалу Бога?.. Нет. Так не грешите же и не ропщите на Бога! Научитесь вере-жизни от евангельского прокаженного!

И восстанете оправданными и останетесь со Спасителем своим на веки веков. Аминь.

Возлюбленные братия! Сегодня речь снова пойдет об евангельском юноше (первый раз о нем читалось в 12-ю Неделю по Пятидесятнице). И опять повторяются слова Господа: "Продай, раздай, а потом уже приходи и следуй за Мной". Опять смущается ум и опять замирает сердце. И снова мы готовы спрашивать Господа вместе с изумленными учениками: "Кто же может спастись?" (Лк. 18,26).

Помните, мы переживали смущение и трепет, ставили Господу этот вопрос, поняв, что Господь требует от идущего к Нему отказа от земных пут. Он требует от идущего к Нему, чтобы между душою и Им не было никакого экрана, чтобы не было ни человека, ни человеческого чувства, ни стремления, ни увлечения, ни вещи, ни даже тени вещей. Господь требует, чтобы всепоглощающая устремленность души была обращена только к Нему, чтобы путь к Нему был центром и целью жизни.

Ставится одна цель жизни и определяется истинная роль всего земного: не быть самодовлеющей ценностью, а только послужить цели соединения с Богом.

Господь тем самым узаконивает единственно правильное отношение к земному: "Продай, раздай", т.е. освободись; чем меньше на тебе будет пут земли, тем лучше для тебя, тем успешнее твой путь к Богу. Итак, земное "продай, раздай".

Не слишком ли строго это требование? Ведь оно не по силам человеку. Об этом заявляли апостолы, это подтвердил и Христос. Может быть, требование обращено не ко всем, а к избранным, желающим особого подвига?

Есть мнение, что это требование обращено к лицам, ищущим особого совершенства жизни с Богом вне мира. В подтверждение ссылаются на слова Господа, приводимые евангелистом Матфеем. Господь говорит юноше: "Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим" (Мф. 19,21). Для обычного житейского состояния Господь признает достаточным исполнение закона, а если бы кто захотел особого совершенства, то ему необходимо раздать имущество, уйти от мира и всецело последовать Христу в полной отрешенности от земли.

Это объяснение подкрепляют ссылкой на монашество, при котором люди обязаны отказаться от имущества, порвать с миром и всецело отдаться Христу. Но состояние монашеское - не общее, а исключительное, для "могущих вместить", призванных к особому подвигу.

Братия, не расслабляйте своих душ подобным мнением. Оно - неправильно. Контекст беседы с юношей не оправдывает такого ограниченного понимания заповеди.

Юноша хочет спастись, с этим приходит ко Христу и спрашивает, что ему делать. Господь слышит признание юноши, что заповеди закона он исполняет с малолетства, и Он не говорит юноше: "Ты все сделал. Зачем беспокоишься? Ты уже обеспечил себе спасение. Иди и живи со спокойной душой, как ты жил". Нет, не это говорит Господь, а другое: "Одного тебе недостает..." Выходит, хотя юноша и исполнил закон, хотя живет в миру и не собирается уходить от него, все же ему для спасения и для наследования Божия Царства недостает сокровища на небесах.

Не ясно ли, что "сокровище" нужно и для пребывающего в миру, что нужно оно для всех, для всех... а не каких-либо избранных.

И это сокровище нужно для совершенства. Совершенно правильно - "для совершенства", а не для совершенных, избранных, как хотят понимать. А ведь к совершенству и должен подойти каждый, чтобы быть со Христом и наследовать вечную жизнь. Евангелист Матфей передает именно эту мысль Христа: "если хочешь быть совершенным", т.е. значит, если хочешь завершения своего доброго пути, если хочешь твердо обеспечить себе вечность, то иди до конца, до полного совершенства, а для этого - "продай, раздай" богатство, отцепись от земли и приобрети сокровище на небе.

Да, "сокровище на небесах" принадлежит "совершенным", и таковыми должны быть все желающие успешного конца своего пути к Богу. Поэтому Господь и дал заповедь, обязательную для всех Своих учеников: "Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный" (Мф. 5,48). Все будьте совершенны, все, а не избранные!

И, наконец, еще одно соображение за общую обязательность отречения от привязанностей к земле. Путь ко Христу один, как и одна (одинакова) во всех людях греховная природа. И Господь указывает этот единый путь к Нему, путь, рассчитанный на превозмогание греха и совершенствование человеческой природы. Не может быть и нет разных путей и разных требований к отдельным группам лиц, живущих на земле. Потому и совершенство, и "сокровища на небе", и неспутанность землей - одинаково нужны и обязательны и для мирянина, и для монаха. Разнятся только бытовые формы осуществления требований Господа. Монах должен осуществить требование отказа от земли уходом от мира, оставлением имущества и дальнейшею нестяжательностью, а мирянин осуществляет то же требование, продолжая жить в миру, но обрывая скованность души земным, подчиненность ему и внутреннюю зависимость от него.

Итак, ухода души от земли не избежать... Он неминуем в пути к Богу. И остается незыблемой задача выкорчевать из души все земное, если оно так припаялось к ней, что заслоняет Христа, являясь сокровищем человека.

Почему же Господь сделал неминуемым такое тяжелое, непосильное требование?

Оно неминуемо по самому свойству человеческой души. Душевная жизнь человека едина и не может быть дробима на отдельные жизни. И центр человеческой жизни один - человеческое сердце. Так складывается единая сила, управляющая человеческой жизнью. Не может быть в душе нескольких параллельных жизней. И не может быть нескольких центров, как нескольких регуляторов ее, действующих одновременно и успешно.

Значит, если душевная жизнь одна и центр ее один, то ее единством и единым центром, конечно, должна стать устремленность к Богу. Это и будет единое "сокровище" человека. При таком центре жизни в Боге все другие человеческие устремления, обращенные на земное, конечно, должны будут занять второстепенное положение, только служебную роль в отношении главной цели. Если бы человек пытался изменить такое соотношение своих устремлений в сторону предоставления второстепенной устремленности руководящего значения, у него решительно ничего бы не вышло, и он нарушил бы гармонию души и возможность своего нормального развития.

Тогда потеряла бы свою силу центральная устремленность к Богу и обратилась только в формальное признавание Бога главой и распорядителем жизни... Тогда одновременно было бы парализовано движение к Богу, а человек, выдвинув в центр своей жизни и в свое руководство какую-либо земную устремленность, стал бы игрушкой земной привязанности.

Так в жизни и происходит. Когда, не отвергая Бога и продолжая видимое, наружное служение Ему, человек создает в жизни земную привязанность, которая вдохновляет его, наполняет жизнь и делается центром его души, тогда Бог, хотя и не изгоняется из нее, но Его роль в жизни сводится на нет, все Божие замирает, всякое духовное развитие останавливается, и Бог вспоминается только при особой оказии, когда к этому будет какая-либо нужда. И тогда душа становится бесплодной смоковницей, и нудно тянется ее формальное служение Богу, не давая душе ни успеха, ни радости...

Братия! Разве это не правда? Разве это не горькая действительность?!

Братия! Разве это не правда? Разве это не горькая действительность?!

Это одна неприкрашенная правая! Разве вы забыли классическое изречение Христа: "Никакой слуга не может служить двум господам, ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить, или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне" (Лк. 16,13). Как это глубоко правдиво!

Видите, братия, некуда податься человеку от заповеди Господа об отвержении привязанностей земли, если человек хочет остаться на Божием пути и завершить его приходом к Богу. Некуда податься!

А потому один выход... один конец, и о нем мы говорили не раз. Одним сокровищем души, одним центром жизни сделай Бога и только Его одного! И не пускай туда, в этот центр твоих дум и поступков, никого и ничего, кроме Бога...

Пусть Он один безраздельно царствует в твоем сердце и твоей жизни!

И если есть в душе твоей и в сердце твоем что-нибудь заслоняющее Бога, если есть пленяющая страсть или даже неразумная привязанность к вещам, если есть в тебе поглощающее увлечение художеством, спортом, музыкой, наукой, если есть в тебе односторонняя любовь к семье, жене, детям, и даже если есть в тебе самое чистое, самое святое твоей души, как будто чистейшая любовь, лишенная похоти, любовь, в которой, по-видимому, одно небо, и если все это встанет в твоей душе преградой между тобою и Христом, то беспощадно вырви его с корнем из своего сердца и тогда, лишь тогда приходи и следуй Христу.

И если ты снова ужаснешься и снова скажешь с апостолами: Господи! да как же это? Как понести это? И кто же может спасти себя? Тогда тебе и откроется спасение. Ты признаешь свое человеческое ничтожество, свое полное бессилие. И когда сознанием бессилия и устранением самости ты освободишь путь Богу, тогда-то Господь и спасет тебя.

Ведь спасет-то себя человек не сам, не своими силами. Его спасет Божия сила. Помни: Божия сила спасает! Для Бога же, для силы Божией "вся возможна". Аминь.

Это слово как будто подводит итог всем евангельским назиданиям о вере и прочитывается в конце круга евангельских недель.

У дороги, по которой проходит Христос, сидит слепец и просит милостыню. В нарастающем шуме толпы он узнает о приближении Иисуса и кричит: "Сын Давидов! помилуй меня". Проходящие останавливают слепца, а он не только не умолкает, а еще громче кричит: "Помилуй меня!"

Христос останавливается, слыша крик слепца, и, приказав привести его к Себе, спрашивает, чего он хочет от Него? Слепец отвечает: "Господи! чтобы мне прозреть!" Господь дарит зрение слепому и вместе с тем совершает его спасение: "Прозри! вера твоя спасла тебя". Слепец тотчас прозрел и пошел за Ним, славя Бога. Таково евангельское повествование, и в каждой строке его есть переносный смысл, обращенный к нам.

И мы, братия, слепцы. Конечно, слепцы: себя не видим, пути жизни не видим. И мы - нищие. С пустыми, оголенными душами, разве мы имеем в себе запас жизни? Умеем ли разумно и с пользой наполнить жизнь? Конечно, мы - ободранные нищие, да еще и больные и смрадные в своем разлагающем нас грехе. Мы бродим во тьме, потому что тьма в нас и тьма кругом. Мы бродим в слепоте, бессильны и совсем беспомощны, хотя и много думаем о себе. Мы сидим при дороге Христа. Да, братия, мы не на дороге Иисуса, а только при дороге Его!

В большом самомнении или в бесчувствии мы думаем, что мы зрячие и даже очень зрячие; что мы стоим на верном пути и, конечно, со Христом. Ведь мы же верующие! Мы все делаем, что требуется от нас. Чего же еще!? Заблуждение, братия. Горькое заблуждение слепоты. Кто не видит, как он может уверять, что он идет и движется к цели?

Дальше, братия, евангельский образ становится для нас жгучим. Он должен потрясти нас, должен сжечь нашу прожженную совесть, и сжечь нас горчайшим стыдом. Нищий слепой оказывается в роли нашего поводыря. Нищий слепой опережает нас! Оборванный слепец - наш наставник и врач! Он протягивает милостыню... А мы? Способны ли мы пойти за этим убогим вожаком и способны ли принять его подаяние?

Слепой Евангелия очнулся! В потрясающем сознании своей полной беспомощности и нищеты, он, отчаявшийся в радости жизни, бросается к Богу и зовет Его на помощь. В его вопле нет и тени самомнения, нет вызывающей дерзости, нет жалоб на свою обездоленность, на несправедливость Бога. Нет слез оскорбленного самолюбия на обиды людей. У него - одна мольба о себе и о милости для себя: "Сын Давидов! помилуй меня".

Слепой очнулся. Понял свою нищету. Понял, что только Бог даст ему свет жизни. И слепой бросился к Богу! Для его устремленности нет препон. Кругом изумлены его порывом, озадачены его устремлением. Слепца удерживают, его останавливают, его, быть может, силой, заставляют замолчать, но для очнувшейся души нет препон, и слепец кричит еще громче.

Конечно, Христос его слышит и, конечно, видит Бог душевную зрелость кричащего. Спасающая вера - сила, огнем охватившая душу, - здесь налицо. Бог откликается и приближает к Себе обращающегося. На вопрос Христа: "Чего ты хочешь от Меня?" - слышится безудержный вопль веры, вопль о всей потерянной жизни: "Господи! чтобы мне прозреть".

То не была просьба только о телесном зрении. В эту просьбу вобралась вся тоска о восстановлении жизни, вся жажда Бога, как света, как наставника в пути. Только Он откроет глаза и укажет путь, Он поведет... Так дай же мне прозреть, чтобы увидеть, понять и обнять Тебя, Свет жизни моей! И все осветить Твоим Светом. Вот тогда будет жизнь! Открой глаза мои, чтобы я вошел в нее.

Братия! Теперь, когда открылась душа слепца, кинувшаяся к Богу, понятно ли вам, почему этот образ становится жгучим для нас? Не становится ли понятным, почему слепой нищий может быть нашим поводырем? Почему он может подать милостыню нам? Нищий очнулся и ринулся к Богу! А мы? Мы остались сидеть, безучастно сидеть при дороге Христа. Темные и слепые, нищие и оголенные, в неведении, мы толчемся при дороге Христа.

Это - вредная иллюзия, будто мы на пути Христа. Бросьте ее, бросьте и, откинув самонадеянность, пойдите за нашим слепым. У него поучитесь, примите его милостыню! Слепец словами апостола кричит нам: "Встань, спящий!" и указывает, что нам делать.

Дело одно - молить о прозрении, откинув самомнение, откинув все окружающее, что останавливает нас или приучает к бесчувствию.

Как евангельский слепец презрел все препоны со стороны окружающей его толпы, так и вы презрите все "проходящее" мнение мира, насмешливые суждения ограниченной толпы, порядок окружающей вас жизни, порядок вашего дома, свою вечную земную суетность. Презрите в своем поведении все, влекущее вас в сторону, и молите, молите Христа о прозрении.

Братия, о каком же прозрении молить? Какого прозрения желать в своем обращении к Богу? В нашем желанном прозрении должны быть три элемента. Первый - надо прозреть, чтобы увидеть себя.

Знаете ли вы, что главное жизненное бремя человека - его "слепота". Человек не видит себя самого и не знает себя. Человеческая слепота кошмарна. Нет большего ужаса, чем тот, что человек всю свою жизнь барахтается в сплошном самообмане, и все его жизненные потуги только укрепляют его в жизненной лжи.

Этот ужас легко понятен, когда дело касается какого-то явного зла, например, грубой страсти, но он непонятен и оттого еще более кошмарен, когда в нем крутится человек, считающий себя хорошим христианином. Человек ходит в церковь, молится дома, вздыхает, плачет, бьет поклоны, чтит праздники, соблюдает посты, говеет, часто причащается, читает Божие Слово и знает все заповеди, но при этом судит архиереев, разбирается в священниках и наставляет при случае всех. Он слеп, как крот! Он не видит своего грубейшего порока, своей наглой страсти, которая кидает этого "самоумца" из одной трясины в другую. Ужасно, что это гнусное и жалкое рабство уживается и со знанием Божия закона, и с постом, и с молитвой, и со Святым Причастием.

Однако издевательство зла над человеком не ограничивается только неведением или непониманием себя. Самообманный слепец, который хочет проявить себя как христианин, кидается как раз на наиболее несродное ему. Так, например, человек слабый непременно хочет утвердить себя в силе, в доступности ему всего. Человек сухой, жесткий воображает, что он полон любви, и отмечает любое проявление своей отзывчивости, чтобы кичливо утвердить себя в чуждом ему. Подобных примеров - десятки! И во всех них - один обман. Во всех них - издевательство зла над человеком. Во всех них торжество человеческой слепоты!

Кажется, будто нет выхода из жалкого самообмана. Конечно, не будь связанности злом, человек бы заметил свою ограниченность. Или бы он заметил свою болезнь, свою слепоту, когда испытания жизни встряхивают его иллюзорное благополучие. Но раз человек в пленении зла, он не только не познает себя, а еще больше закостеневает во зле и ожесточается против всего несродного ему.

Казалось бы, человек может узнать себя в некоторые исключительные моменты своей духовной жизни, например, при подготовке к Святому Причастию. Человек приступает к страшному Таинству и должен хорошо подготовиться к святыне. Подготовка как раз и состоит в анализе себя и осуждении себя. Причащению предшествует таинство покаяния. Все вроде бы направлено к пробуждению человека. Однако пробуждения чаще всего нет и нет! Человек остается в замкнутом круге самоутверждения и самооправдания.

Второе - прозрение души должно указать самый путь исправления кривой жизни. Недостаточно увидеть свою кривизну, надо видеть путь ее выправления. Исправляя свой обман, люди чаще всего кидаются на другие обманные пути. Человек, увидевший неправду приобретения, кидается к отрицанию вещи. Увидевший неправду своего отношения к женщине кидается на отрицание брака. Таким примерам нет конца! И один обман сменяется новым обманом.

Вот и надо молить Христа, чтобы не только открылись человеку глаза, но и открылась бы ему правда одного только пути - пути в Боге. Чтобы человеческая душа увидела бы свет только
в исполнении Божией воли, и в этом - оправданность жизни.

Наконец, нужно третье прозрение. Оно - в устремленности к Богу человеческой воли. Мало видеть единственную разумность жизни только в Боге. Это - мозговое, теоретическое сознание, а на практике человеческое поведение, направляемое испорченной волей, часто ведет в сторону от Бога. Божия воля пренебрегается, и человек окончательно запутывается на кривых своих путях. Значит, надо прозреть так, чтобы в душе родилось живое ощущение Бога, чтобы она не была заполнена возней с самим собой.

При живом ощущении Бога человек позволяет в своей жизни действовать Богу, а сам - отойдет в сторону, откажется и убежит от себя, потому что человеческая кривизна и самость - препятствие на пути Божия действия. В этом - венец прозрения: человек отшатнулся от своей слепоты и всем порывом души взыскал Бога и отдался Ему: прииди и сотвори Твою волю о мне... Только она, Твоя воля, и есть мое истинное благо.

И повторится евангельское чудо. Бог не только откроет глаза наших душ, но подарит нам дар высший и исключительный - наше спасение. "Прозри! вера твоя спасла тебя". Аминь.