"Отпусти их..." Это - голос мира. Он делит жизнь на две полосы: одна полоса - христианам пойти в церковь, послушать Святое Писание, повздыхать о благочестивой жизни святых; другая полоса - это собственно жить, т.е. хлопотать, заботиться, приобретать, радоваться, отдыхать, растить детей и пр. Потому, когда нужно жить, тогда мир говорит христианству: "Отпусти их", они послушали слово Истины, и теперь пусть пойдут поживут. Они - люди, надо же им и об жизни подумать. И около христианства - место безжизненное, пустынное. Христианство - хорошая теория, а жить христианством не живут... Потому: "Отпусти их".

Христос не отпустил народа. То, что говорит мир, - заблужденье. "Я есмь хлеб жизни" (Ин. 6,48). От Меня и около Меня питайтесь душами и телами. Когда вы уходили от Меня "жить" и насыщаться по-мирскому, что вы выгадали? Не умирали ли вы не только душами, но и телами? "Отцы ваши ели манну... и умерли" (Ин. 6,49), а Я дам "хлеб... таков, что ядущий его не умрет" (Ин. 6,50). Куда же Я отпущу от Себя? На смерть?

И Он оставил народ около Себя. Оставил для насыщения сначала душ, потом тел. Хотя души уже были насыщены. Он все же говорит ученикам: "вы дайте им есть". Конечно, Он через это внушал ученикам, чтобы насытили народ словом истины, чтобы души их насытили, потому что знал Он, что ученики не имели вещественного хлеба и никак не могли накормить пять тысяч народа. Значит, словами "дайте им есть" напоминает, что посланные (апостолы) и раздаятели славы прежде всего должны позаботиться о духовном насыщении алчущих правды, напоминая, что это - первая забота о душе. Она должна напитаться от Христа.

Вторая забота - о теле, о всей внешней жизни. Господь знает, что такая забота естественна и указывает, что она должна быть удовлетворена около Него. Ради этой цели Господь совершает великое чудо насыщения пятью хлебами и двумя рыбами пять тысяч человек, не считая женщин и детей (Мф. 14,21).

Смысл чуда насыщения тот, что и внешняя человеческая жизнь должна строиться Господом же, как и насыщение Им души; что человек во всей своей жизни, в заботах, в трудах, в отдыхе, в радости, в печали должен жить от Него, через Него и в Нем. Для наглядной передачи этой мысли Господь совершает чудо в обстановке полного земного порядка. Он хочет указать, что все естественные земные потребности ведомы Ему, и Он удовлетворит их Своим могучим воздействием. Как добрый Домоправитель Господь приказывает всем занять места в полном порядке, рядами, с промежутками через 50, 100 человек. Как добрый Домоправитель Господь велит ученикам разносить сидящим пищу и раздавать им, чтобы не было суеты и беспорядка. Наконец, как добрый Домоправитель Он приказывает после трапезы собрать остатки, чтобы Божий дар не валялся неприбранным.

Зачем нужны эти подробности в евангельском рассказе? Все подробности порядка насыщения приводятся затем, чтобы показать, что Господь и в земном устроении жизни все предусмотрит как мудрый Созидатель жизни и удовлетворит земное потребное как любящий Отец.

Как творится самое насыщение? Чем достигается насыщение? Умножением хлеба, т.е. иначе говоря: увеличением внешних земных вещей? Нисколько. Ни один евангелист, рассказывая об этом чуде, не говорит, что Господь из пяти хлебов сделал 500 хлебов и ученики раздавали их, и из двух рыб сделал двести.

Насыщение дается благословением Бога: "воззрев на Небо, благословил и преломил". И стали делиться те же пять хлебов и от отламываемых кусков этих пяти хлебов с избытком были сыты пять тысяч человек. Здесь развитие той же великой мысли, что устроение земного порядка идет от Христа и наилучше совершается Его благословением. Не бесконечная забота о вещах, не бесконечная череда приобретений, не умножение вещей, не этот обычный плен вещами обеспечивает удовлетворение жизненных потребностей, а благословение Бога.

Когда земная жизнь устрояется под этим могучим благословением, тогда как бы повторяется чудо насыщения: всего хватает, малое удовлетворяет большое, не раздражает, и нет постыдного рабства вещей, ради "живота". Когда же жизнь строится без Божия благословения, по эгоистической самости, тогда она обращается в египетский плен вещами. Человек приобретает и не насыщается, заботится и не уменьшается ярмо забот. Весь свой век человек в хлопотах и тревоге, и конца нет делам, и не прибывает спокойствия и удовлетворения жизнью. Какое-то беличье колесо. Бег без достижения и радости... Плен, ярмо вещей... Так всегда, когда жизнь строится без Бога.

Уходит молиться "на гору". "На горе" ближе к Отцу. И Господь поднимается телом с долины как бы затем, чтобы быть над жизнью земли и оторваться от нее.

Здесь - образ молитвы к Отцу. Такова должна быть молитва к Отцу Небесному. Пусть душа уходит "на гору", оторвется от земного, поднимется над ним, забудет о нем, чтобы не связывала ее тяжесть земных дум, забот, интересов, чтобы не влачилась молитва в жиже земных помыслов и не обескрыливала в рассеянности, перебегая по земным вещам...

Опять та же картина (ср. Мк. 4,36-38): лодка людской жизни - сама по себе; Господь, Правитель жизни - Сам по Себе...

И понятно, лодка над пучиной. Там были вечером, т.е. к закату жизни. К вечеру она изжила все иллюзии земли, и нет у нее гавани, нет опоры, нет твердых берегов. Отяжелевшая лодка жизни к вечеру жизни чаще всего носится "среди моря", и сгущается около нее мрак жизни, а под ней - бездонная пучина.

И, конечно, лодка в бедствии!.. Конечно, ветер был противный. Как же ей не быть в бедствии, когда она одна и беспомощна? И "противный ветер" жизни мира тоже неминуем.

Но и милосердуя о страдающем человеке, Господь однако не может спасти человека насильно, без его воли; и вот почему, когда со стороны бедствующих учеников не было обращения за помощью, Господь хочет миновать их. Об этом и упоминает евангелист Марк: "И хотел миновать их". Человек, чтобы получить Господню поддержку, должен обращаться ко Христу. Надо, чтобы у человека была открыта душа и приняла Божественное воздействие.

Так как Господь, испытывая мужество и укрепляя веру, приходит лишь в четвертую стражу бедствий ночи, то слабая вера успевает зачахнуть, а в душе разливаются растерянность и смятение, а вместе с ними и подавленность. Когда в таком состоянии подавленности и влаченья по земле человеческая душа соприкасается с Божественным воздействием на нее, она, как застигнутая врасплох, совсем теряется. Соприкосновение с неизвестным и чрезвычайным усиливает страх; маловерие влачит мысль по земле...

И тогда веяние чудесного мира, который зовет к Богу, воспринимается как "призрак", как нереальное, как то, что "показалось". Когда пройдет первый невольный трепет души от осязания сверхземного и человек вернется к будничному "прочному и ясному" сознанию, тогда минувшее мгновенье Божия веяния рассматривается как иллюзия, объясняется расстроенным воображением, нервозностью и вспоминается как проявленная болезненная слабость.

Господь однако и при обнаружившемся малодушии учеников проявляет Свое милосердие до конца. Так как в учениках теплилась вера, что их Учитель может спасти, и их сердце невольно тянулось к Нему ("они хотели принять Его в лодку". - Ин. 6,21), то Господь прекращает бедствие. Он успокаивает учеников, заверяя их, что это - Он Сам, живой их Учитель, чудеса Которого они видели много раз. И Господь входит в лодку...

Как только Кормчий жизни вошел в лодку жизни, тотчас наступила тишина... Противного ветра как не бывало, и жизненное плавание пошло устойчиво и спокойно. Так верно руководство, и так надежна охрана. Не "изумляйся", не "дивись", как ученики (ст.51), что бодрствует Господь и что милосердие Его велико, и что Он ходит по путям жизни и подает руку, хотя бы ты был на грани отчаяния!

И ты, когда почувствуешь нужду в Боге, с ревностью ищи Его. Обегай всю человеческую "окрестность", осмотри человеческие пути жизни, облазай все закоулки человеческой мысли, и ты дойдешь до Христа, дойдешь, если будешь честно искать Его.

И когда придешь к Христовым путям, положи при них свою больную душу и моли Христа, чтобы влил в тебя силу "коснуться" Его... Потому что Христа надо "коснуться" и надо Его "осязать", чтобы принять Его Божественную поддержку (ср. Мк. 3,10).

В мирской жизни так бывает на каждом шагу, т.е. на каждом шагу отменяется Божия заповедь ради предания человеческого. Эта отмена стала таким законом, что люди даже не подмечают ее. Люди желают руководствоваться в жизни своим рассудком, а при следовании за рассудком происходит незаметная подмена Божия закона человеческим обычаем. Людям кажется, что они живут осмысленной, разумной жизнью и совсем свободны в выборе своих поступков. Пустое заблужденье, приглядитесь!

Люди во все века - рабы и попугаи. Они - рабы и попугаи не только в быту, где все делается, "как принято", они - рабы даже в своей мнимой идейности, когда под влиянием и под давлением модного течения мысли они сами перестраивают свою "идейность" под него, и начинается их танцеванье под модные перепевы.

Христианство, эта высшая откровенная Правда о жизни, запутывается модным установлением. Оно или совсем откидывается как негодная отжившая теория жизни, или же оно оставляется внешне пристегнутым к жизни как старая маложизненная традиция.

Оковы ограниченного человеческого ума и человеческого кривляния предпочтены Вечной Правде, Свету жизни! Недомыслие!.. Почему так бывает?

Да потому, что Божие слово "вольно и невольно" беспокоит; оно беспокоит совесть; оно связывает в человеке стихию зла. Оно требует контроля над собой. Божий закон - как судья в человеке. А человеческой испорченности приятнее и приемлемее то, что развязывает стихию низшего порядка и потакает ей. Так получает деспотию человеческий обычай и обрывается Божий закон.

Вот пример. Всякому мужчине естественно встретить женщину и естественно смотреть на нее. А при взгляде на женщину образуется внешнее впечатление, которое и посылается уму и сердцу. Такое впечатление может быть совсем нейтральным, и в нем не будет греха. Грех будет тогда, когда порочное сердце мужчины воспримет впечатление с порочной окраской и такую окраску сообщит воспринятому. Так сказал и Господь, что согрешает не всякий посмотревший на женщину, и лишь тот, кто посмотрит "с вожделением" (Мф. 5,28).

Итак, человеческое сердце есть сокровищница добра и зла. И "добрый человек из доброго сокровища сердца своего выносит доброе, а злой человек из злого сокровища сердца своего выносит злое" (Лк. 6,45). Сердце делается таким в процессе формирования личности человека, а когда душевная жизнь человека сложилась, тогда сердце, как центр сознательной душевной жизни, само делается регулятором добра или зла, и по отношению к нему внешнее добро или зло не имеет самостоятельной ведущей роли.

И тогда, в частности, никакое внешнее зло не может войти в человека и осквернить человека, если оно не будет попущено накопившейся внутренней скверной, и, следовательно, тогда сквернит человека его собственная сквернота, которая загнездилась внутри его.

Здесь указана основа душевной жизни человека. Здесь большая истина. Вот почему и сказал Господь: "Слушайте Меня все и разумейте" (ст. 14).

Отметь же истину о душе в твоей памяти! Отметь, что твое сердце есть ключ добра и зла в тебе и что, следовательно, ты полный ответчик за все внутренне нечистое. А если ты полный ответчик за свое сердце, то надо тебе быть полным хозяином его, т.е. надо, чтобы сердце в твоих интересах было проводником только одного добра, но не зла и греха; надо, чтобы и внешние влияния, когда в них есть элемент греха, сердце пропускало через себя, как желудок пищу, не оскверняясь ими, а чтобы добро текло из сердца постоянной широкой и свободной струей.

Ты думаешь и ты говоришь о сторонних дурных влияниях на тебя и ими оправдываешь свою худость. Не много ли лицемерия в этих самооправданиях?

Когда человек не стоит на страже своей внутренней чистоты и в нем развязывается стихия низшего порядка, тогда человек охотно принимает все противное Божественному закону (ср.Мк. 7,9) и легко идет на сделки и компромиссы, а в успокоение хоть изредка будоражащей совести ссылается на неотвратимость внешнего дурного влияния, вынуждающего на зло и грех.

Правда такова, что стороннее влияние пусть остается влиянием и пусть даже в нем будет элемент греха... А что это стороннее влияние ты не пропустил через себя без вреда для себя, что ты приложил его зло к своему злу и маскируешь свою нечисть внешним злом, это уж твоя вина, за которую ты и несешь ответ.

Ничто входящее в человека само по себе не осквернит человека, а осквернит его собственная скверна, исходящая от испорченного сердца. "От сердца бо исходят помышления злая..." Господь дает перечень злых мыслей, идущих от сердца, и ставит их в порядке нарастания зла, в смысле охвата им (злом) души и углубления в душу до полного истребления там всего здорового и нормального.

Сначала Господь указывает зло, имеющее основанием греховное тело, направленное на тело и имущество человека: прелюбодеяние, любодеяние, убийство, кражи, лихоимство (ст.21). Потом называет зло, покоящееся на душевных движениях: злоба, коварство, непотребство, завистливое око (ст.22). И заканчивает обозначением зла, пронизавшего душу до ее основ и перевернувшего ее нормальную природу: богохульство, гордость, безумство (ст.22).

Богохульство или вероотступничество есть первый этап истребления души, когда у нее порываются корни питания, связь с Богом как источником жизни. Тогда человек пытается подменить Божескую основу жизни самостью. Человек себя самого, свой ум, волю делает регулятором жизни и свой эгоизм ставит в центре жизни. Это - второй этап истребления.

Но так как извращенная человеческая самость - иллюзорная опора жизни, то, конечно, банкротство жизни на этом этапе неминуемо, и человек скатывается к третьему и последнему этапу - безумству.

"Безумством" кончает человек зла. Это - полюс истребления души, когда в ней не остается ничего здорового, когда "омрачается несмысленное сердце" человека (Рим. 1,21), и на всю его деятельность, на всю жизнь ложится печать физического и морального помрачения, когда человек предается "в неискусен ум творити непотребная" (Рим. 1,28).

чтобы расположить его к Себе. Господь не прибегает к чуду как внешнему механическому доказательству Своей силы, чтобы подавить им человеческую ограниченность. И могущество Господа всегда на земле, но оно не изливается механически. Оно как бы скрыто.

Эту мысль Господь передает образно, когда, войдя в дом, не хочет, чтобы кто узнал о Нем. Для верующей же души, ищущей Его, Господь открыт и явен каждый миг: "не мог утаиться" для такой.

Дети - это признающие Отца и тянущиеся к Отцу Небесному. Конечно, они насыщаются первыми уже потому, что они ищут пищи Отца и способны принять ее (ср.Мк. 4,25). Однако не отвергает и "не детей" - "дай прежде насытиться детям"... Пищу от Небесного Отца получат все.

"Не дети" обозначаются как будто жестоким словом. Так потому, что отвергающие Божественное слово попирают его, уподобляясь неразумным животным.

Оттого в другой раз и заповедует: "Не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими" (Мф. 7,6). А когда "не дети" захотят взять хотя бы "крохи" Божественной Правды, крохи от пищи детей, тогда Отец открывает им всю любовь и за один миг, за одно обращение веры дарит им Свою благодать: "За это слово, пойди..." дочь твоя здорова (ст.29).

О тебе первая забота Отца. Тебе приготовлен первый стол. И такой стол, что даже крошки с него дают жизнь! А ты все черства и все небрежешь!

его языка, и стал говорить чисто (Мк. 7,32-35).

Это речь о душе. Она глухая и она косноязычная. Она глухая,

потому что она бесчувственна и черства, как будто замкнуты у нее

уши сердца и она не слышит Божиих зовов. И она косноязычная,

потому что нет у нее языка говорить со своим Отцом, от Которого

Свет, Премудрость и Жизнь. И говорить со своею Матерью и со

своими братьями - нет у нее молитвы.

Надо привести душу ко Христу и молить Его возложить на нее Свою руку. Надо молить Христа, чтобы Его рука невидимо осенила нашу душу и повлекла ее к Отцу Небесному, сняв с нее глухоту и развязав язык сердца.

Привести душу ко Христу - значит прежде всего вывести ее из мира, в сторону от греха людей. Как Господь совершает исцеление глухого, отведя его "в сторону от народа", так и отверзение нашей души может совершиться только вне мира греха, когда душа будет свободна от связывающего и разлагающего влияния земли - греха и будет наедине с Богом.

Тогда она, свободная, легче устремится к небу, и Господь, как при чуде исцеления, коснется ее, "вздохнув" Своим Божественным Дыханием, и вольет в нее от Своей Божественной Силы. Он невидимо вложит персты в уши сердца, коснется его языка, скажет: "отверзись", и откроется слух души, спадет ее черствость, бесчувствие, станет чуткой совесть. Божии зовы повлекут за собой. Открытое сердце наполнится живым, трепетным чувством к Отцу, и тогда молитва к Нему потечет легко, свободно, проникновенно. Так разрешит Господь "узы" языка души, и она станет "говорить чисто" (ст.35).

Снова чудо насыщения. Очевидно, так значительно и жизненно насыщение около Него душ и тел (см. Мк. 6,35-44), что Господь для большего запечатления в людских умах и сердцах мысли о Нем вторично совершает чудо и углубляет Свое слово и дело.

Опять около Христа много народа, и Он совершил насыщение их душ. Опять народ нуждается в физическом подкреплении, в пище. Опять трогательное внимание Учителя к тяжелым нуждам народа: "Жаль Мне народа, что... нечего им есть... ослабеют в дороге"... Опять мысль, что Господь не может отпустить народ от Себя, тем более, что "некоторые пришли издалека", т.е. были далеки от Бога и их надо поддержать и удовлетворить всем потребным... И еще тем более, что если отпустить их, то они "ослабеют" в дороге жизни без Бога. Опять заявление учеников, что около христианства место пустынное и негде взять хлеба.

И Господь не отпускает народа. Он, как и при первом чуде насыщения, спрашивает о количестве имеющихся хлебов, повелевает народу возлечь на землю, в "благодарении" Отцу низводит благословение Неба на дары земли, преломляет хлебы и передает ученикам для раздачи народу.

И снова благословением Бога творится насыщение: "и ели, и насытились" (ст.8). И только после насыщения, когда были удовлетворены и души и тела, "отпустил их" (ст.9).

Так происходит всегда в обыденной жизни - ежедневно и ежеминутно, и мы даже не замечаем лукавой работы постоянного самооправдания. В этой работе самооправдания бывает один момент, когда лукавство, фальшиво покрываясь верой, поднимается до высшей точки мнимого дерзновения в вере и просит у Бога чуда, а иногда требует чуда, опираясь якобы на ревность в вере.

Лукавая совесть тогда рассуждает так: "Господь воздействует на мою жизнь... Ну, конечно, я приму Господа, подчинюсь Ему и откажусь от моей "самости" (последнее вслух не говорится), пусть только Господь явно обнаружит Себя".

Что же, требование чуда является выражением веры? Нисколько. Это та же самая прикрытая самость... И выходит, что тут вынужденный отказ от эгоистической самости под давлением обстоятельств и фальшивое подчинение Богу с расчетом: "А может быть, Божьи силы наглядно и не явятся, и, значит, моя самость останется хозяином жизни".

Такова работа жизненного фарисейства: постоянными ухищрениями и самооправданиями сглаживать несоответствие жизни велениям Бога, чтобы вместо смиренного, безоговорочного подчинения Богу с хождением пред Его лицем оставить в жизни самовольство с хождением по лукавым тропкам собственного ума и испорченного сердца. А когда Бог явно стучится в человеческую жизнь, лукавое фарисейство спрашивает: "Да Ты ли, Господи? Ну, конечно, я подчинюсь Тебе... только Ты "яви лице Твое", т.е. иначе: "Дай мне чудо".

Самость считает свои пути настолько правильными и значительными, что сойдет с них и уступит Богу только при явном чуде, которое пусть Бог сделает именно вот ради ее личного, иной раз маленького жизненного интереса.

Господь обличает лукавое самооправдание жизни и фарисейство. Он глубоко вздохнул, когда фарисеи в споре с Ним требовали от Него знамения, искушая Его. Глубоко вздохнул, потому что насквозь видел лукавство фарисеев и скорбел о развращенных сердцах, видел, что не истинно ищут, а хотят забронировать ложь.

Вот почему и спорят, много спорят, как будто добиваются правды, в действительности же изощряясь в подыскании оправданий своего ложного пути. В самооправдании всегда бывает так, что сначала испорченное сердце толкает человека на неправду, а потом уже, задним числом, человек долго и упорно начинает изощряться в теоретическом обосновании своей неправды.

Вот в этой плоскости самоприкрытия фарисеи просят знамения с неба.

Кажется, для чего им нужно чудо? Неправда жизни стабилизована. Фарисеи утвердились в ложном понимании Моисеева закона. Они хозяева тут. Они и не думают освобождаться от неправды. Знамение с неба им нужно для того, чтобы прикрыть неправду фальшивым логическим построением и успокоить совесть. Тут расчет на то, что, конечно, "никакого чуда и не будет"... И значит, самоутверждение жизни останется прежним, и неправда господствует как правда.

Господь именно так оценивает просьбу фарисеев и с укором обращает к ним свой вопрос: "Для чего род сей требует знамения?" А святой евангелист Матфей добавляет: "род лукавый и прелюбодейный" (16,4), т.е. добавляет указание, что фарисейская изощренность и развращенность и в просьбе чуда не могла выставить ничего другого, как прикрытия установленной ими неправды (понимания Моисеева закона).

Чем же является в таком случае требование чуда? Искушением Бога. Как и говорит Евангелие: "Требовали от Него знамения с неба, искушая Его". Ведь фарисейское требование чуда покоится или на сомнении в возможности обнаружения чуда ("Да еще будет ли чудо-то?), или на признании, что являемого Богом недостаточно для человеческого уверения и требуется как бы большее знамение ("Да Ты ли это, Господи?") В обоих случаях требование чуда есть вызов Богу, или, что то же, есть искушение Бога.

Что требование чуда является искушением (иногда и не сознаваемым) Бога, а вовсе не обнаружением большой веры, отказом от самости и призывом Бога стать Господином человеческого пути, видно из евангельского рассказа евангелиста Матфея. В нем подробно описана беседа Христа с фарисеями.

Фарисеи просят Христа показать им знамение с неба. Господь же, как передает евангелист Матфей, сказал им в ответ: "Вечером вы говорите: будет вёдро, потому что небо красно; и поутру: сегодня ненастье, потому что небо багрово. Лицемеры! различать лице неба вы умеете, а знамений времен не можете" (Мф. 16,2-3).

Подробности беседы Христа с фарисеями, передаваемые евангелистом Матфеем, как раз раскрывают, что просьба о чуде вызывалась не смиренной верой, а лукавым желанием отгородиться от Божиих велений, прикинуться непонимающими их и под маской нерушимости Моисеева закона оставить себе свою самость руководителем жизни.

А вот когда потребовалось от вас смиренно принять и подклониться под Божию волю, когда события жизни требуют бросить кичливое самоутверждение и искать в жизни то, что хочет Бог, то вы ничего не понимаете, прикидываетесь неразумными и, прикрывая самость и безверие, лицемерно просите: "Дай нам знамение, чего Ты хочешь?"

Что же, вы не видели Божиих чудес, какие Я творю на каждом шагу, вы не видели знамений? Вам не знамение нужно, а надо остаться в своей прежней самости, никуда не двинуться с нее, и вы требованием чуда маскируете свою духовную окаменелость. А ширма для вас - святость и нерушимость Моисеева закона".

Вот каков смысл ответа Господа. В ответе фарисеям - не отказ утвердить веру, а обличение лукавства и разоблачение безверия.